Утро, лето, солнце. Когда мы с редакционным фотографом Павлом выезжаем из Алматы на восток, Кульджинская трасса еще пуста, но глаза уже слепит небесный дальний свет. Мы опускаем козырьки, ставим диск со старыми хитами «Машины времени» и отправляемся в… прошлое.
Если точнее – мы едем на Чарын. Почти 300 километров – и команда «НП» снизойдет в знаменитый местный каньон, как утверждают палеонтологи, на 330 миллионов лет к центру Земли.
На аппарат, придуманный писателем Уэллсом, у инженеров пока не хватает мастерства. Однако в природе есть его прототипы – гигантские расщелины в земной толще, старинные водяные часы, зафиксировавшие прошедшие эпохи. Это, конечно, не машины времени, но, лучше сказать, что-то вроде тренажеров: проникая сквозь разноцветные слои и напрягая фантазию как мышцы ног (икры разума), путешествуешь во времени.
Мне, правда, не нравится, когда местные турфирмы сравнивают Чарынский каньон с величайшим на свете Большим Каньоном Колорадо: попытки догнать Америку в любой сфере свидетельствуют о комплексе неполноценности. Заокеанское диво иллюстрирует мироздание до самых фундаментальных основ, на 2 миллиарда календарных лет в тревожную глубину, или – в другой системе мер – до дня творения примерно так третьего.
Наше казахстанское чудо помельче. Но и оно – несколько томов всемирной истории, открытых сразу на всех страницах. Мы посетим его, чтоб:
- сканировать семь судьбоносных дат (от момента образования национального парка на этой земле до создания, собственно, самой этой земли);
- развенчать некую лженауку и поблагодарить одного честного политика;
- поведать о семени, племени и времени.
Эпизод седьмой. 23 февраля 2004 года
В этот день был организован Чарынский национальный парк с центральной усадьбой в Чундже – караван-сарае на полпути из столицы Семиречья в китайскую Кульджу. Территорию его составили три урочища в долине реки Чарын: каньон в среднем течении, Ясеневая роща – в нижнем, ближе к впадению в Или, и склоны гор Большие Бугуты, обиталище джейранов.
Предпринявший поездку в парк вплоть до Чилика чувствует себя почти как в пригороде Алматы: селения частым строем следуют друг за другом, по сторонам – все те же пики Заилийского Алатау и пойма Или, в далях которой, если приглядеться в ясную погоду, можно разглядеть свечение огненных язычков Поющих Барханов. Непохожее начинается за узким извилистым ущельем в горах Согети – дорога, живописно поплутав среди скал, выскакивает в безлюдную Согетийскую долину, освещаемую уже другим, более белым солнцем. Это финишная прямая, а точнее – две. Ибо путника ждет развилка. Поедешь прямо – достигнешь Долины Замков, ведущей в каньон. Возьмешь налево – и окажешься в сумрачном лесу посреди сверкающей пустыни.
Автобусы с туристами выбирают, как правило, первый маршрут. С советских времен любители палаточного, дикарского отдыха – под гитару у костра – облюбовали здешние инопланетные декорации. Навещали каньон и поклонники горного сплава – только что заимствованного с Запада спорта с «фирменным» англоязычным названием, модного как рок и джинсы – рафтинга. С тех давних пор и каждый год эти берега обрастают, как кустами, новыми обелисками – река собирает положенную ей дань. Как рассказывают отговаривавшие меня от рейса местные егеря-спасатели, коварство Чарына не столько даже в сильном течении, острых валунах, блуждающих водоворотах, сколько в топляке – унесенных паводками деревьях, дожидающихся своей жертвы сразу под поверхностью и невидимых. Отговорили…
С устрашающим ростом туристических масс, однако, палаточная романтика оказалась затоптана и завалена пикниковым мусором, и чтоб аналогичная судьба не постигла и каменноугольные геологические памятники, обжитые поляны и умиротворенные пейзажи Чарынского каньона защитили статусом Национального парка.
…Что касается ответвления, ведущего в лес, – сей маршрут известен куда меньше. Наверное, потому, что лес этот – заповедный, и не каких-нибудь четыре года, а 44. Подзабыли туристы сюда дорогу – на радость путешественникам. И мы включаем левый поворот.
Эпизод шестой. Весна 1964-го
О том, что впереди речка, издали сигнализирует полоса сочной зелени, вдруг чиркнувшая по горизонту. Этот оазис длиной почти в 30 километров, а шириной лишь в два – и есть легендарный лес в пустыне. Предыстория нацпарка начиналась как раз отсюда, когда так называемая Ясеневая дача постановлением Совета министров КазССР была объявлена Памятником природы.
Почему именно дача, и чья, собственно? Как оказалось, происхождение названия не менее загадочно, чем генеалогия самого объекта.
Бытует расхожее объяснение, что дача – кунаевская, что прославленный руководитель республики любил отдыхать здесь. Знающие местные старожилы, однако, опровергают эту версию. Нет уверенности даже, бывал ли когда-либо первый секретарь в Ясеневой роще…
История, которую я услышал, значительней и драматичней.
Шестидесятые годы двадцатого века в СССР были эпохой Хрущева и его политических экспромтов. Один из самых знаменитых – сельскохозяйственная кукурузная эпопея, самонадеянный, мягко говоря, эксперимент по тотальному внедрению американского агроаборигена на одной шестой. Оставила авантюрная затея свой след и в этих краях.
Кукурузным полигоном в регионе стал совхоз имени Свердлова, для чего туда из Чарына провели канал. Река обмелела, но пережила «кровопускание». В дальнейших планах местных кукурузных энтузиастов, однако, значилась и непосредственно долина Чарына. Вблизи Ясеневой рощи располагалось село Сарытогай, вот на его базе и строилась будущая аграрная стратегия: деревья выкорчевать под пашни, реку пустить на полив…
Это сейчас подобный сценарий с уничтожением реликтового леса выглядит бредом, а тогда, во время хрущевского крестьянского практицизма, заповедники в Советском Союзе приспосабливали под фермы десятками. То была акцентированная идеология ЦК КПСС (оправданная, якобы, тяготами послевоенных лет), и противостоять ей на местах смели немногие.
Кунаев не позволил превратить старинный благородный лес в кукурузное поле.
И скорее всего, по крайней мере однажды, он посетил-таки Ясеневую рощу. В разгар дебатов о ее участи. В результате массив, повторимся, был объявлен Памятником природы, а жители села Сарытогай переселены с заповедной территории, и сейчас от него сохранилось лишь кладбище. Тогда же на правом берегу реки, ближе к Чундже, какие-то центральные госучреждения подшаманили пару гектаров из пяти тысяч гектаров леса под парк и построили там ведомственные домики отдыха, а, видимо, в память о роли первого лица республики в тех событиях это место и получило свое имя.
Дача, то есть, не в смысле «загородный дом», а в первоначальном – «дарованная князем земля».
Эпизод пятый. Годы Великой Отечественной
Чуть раньше, впрочем, Ясеневую рощу едва не извели безо всяких колхозных стратегий. Кто? Злоумышленники, конечно. Враги народа, уголовники, зэки.
Сейчас лес на левом и правом берегу реки очевидно отличается. На левобережье ясени – гренадерской стати: стройные могучие стволы подпирают кружевное дышащее небо, как храмовые колонны. На правобережье же деревья какие-то истерзанные, разбегающиеся тесным пучком ветвей. Объясняют это кто чем, даже разным уровнем грунтовых вод.
- На самом деле так было не всегда, - говорит Мариам Мансурова, заместитель директора Чарынского ГНПП. – Просто правая сторона ближе к жилью, к Чундже. Многоствольность, обратите внимание, начинается на высоте примерно полуметра, побеги эти – вторичные образования. Деревья, то есть, когда-то были спилены, и от пеньков выросли заново.
Нет, однако, худа без добра, и г-жа Мансурова рекомендует сфотографировать возникшие в подобных местах немыслимые растительные ассоциации: парковый широколиственный лес, а в качестве подлеска – пустынный саксаул. В сопровождении инспектора Армана Тохтахунова выезжаем на «место преступления»: действительно занятно, эдакий естественный паноптикум… Причины, впрочем, всегда интересней самих явлений.
Оказывается, раньше здесь (как и в сотнях других уголков Казахстана) была зона, исправительная колония. Вот ее-то обитатели и валили древние деревья. Извиняет их, правда, что подневольно. Но также и то, что хоть не на дрова.
Ясень, выясняется, – лучший материал для производства деревянных деталей оружия. Тяжелый, твердый, прочный, неуязвимый для убийственных походных условий. Но главное его достоинство – так называемая ударная вязкость, особого свойства упругость, скрадывающая отдачу. Добавьте к этому контрастный, шоколадно-охряный рисунок древесины – и станет понятным, почему мастера издавна предпочитали ясень для вытачивания различных рукоятей, ружейных лож, прикладов. Думаю, впрочем, декоративная составляющая интересовала Красную Армию в последнюю очередь…
В общем, в годы войны заключенные значительную часть правобережного леса порубили для нужд фронта.
Что ж, в моих глазах Ясеневая роща тем самым приобретает еще больший шарм – благодаря определенной жертве на алтарь Победы (жаль только, что нигде об этом официально не упоминается, даже на самой малой табличке. А я б, например, наградил заслуженный лес каким-нибудь почетным Деревянным крестом – давали же когда-то ордена заводам, газетам и спортивным клубам). И, конечно, благодарение Богу и солдатам, что война кончилась раньше, чем роща.
Эпизод четвертый. Век XIX
«Чарын», кстати, по-уйгурски – ясень.
Кстати – потому что и егерь Арман, ставший на пару дней нашим проводником, и ученая Мансурова, и директор Чарынского парка Тохтем Бектемесов – все они принадлежат этой нации-сфинксу (языком – тюрки, но расой – арийцы), ведущей генеалогию от самих гуннов. Как, собственно, и остальное население Чунджи и округи. Этот район официально так и называется – Уйгурский.
История уйгурского этноса вообще полна подобных противоречий. У одного из древнейших народов Центральной Азии нет, например, своего отдельного государства. Хотя первое из таковых – Уйгурский каганат – было образовано еще в позапрошлом тысячелетии; впрочем, тогда же и разрушено.
С тех пор и позже нынешнее Семиречье не раз оказывалось под властью различных уйгурских ханств и султанатов, но обживали эти края уйгуры уже в качестве… мигрантов из новой китайской провинции Синцзян в конце XIX века, после войны между Россией и Поднебесной. Такую возможность – избежать репрессий за участие в восстаниях против китайских завоевателей – предоставил им Санкт-Петербургский договор 1881 года. На берега крупнейших притоков Или – Чилика и Чарына – тогда переселилось почти десять тысяч уйгурских семей. А точнее, сплавилось вниз по течению – из Илийского края Цинской империи в Семиреченский край Российской империи – прямо на плотах, связанных из разобранных домов…
А вот еще парадокс: в то время как остальные тюрки – кочевники, уйгуры – оседлые земледельцы (возможно, сказалось долгое компактное проживание бок о бок с китайцами). И тогда как казахи насчитывают в своем языке десятки названий лошади, уйгуры разработали изощренную терминологию для аграрного инвентаря.
Пожалуй, это последнее обстоятельство (что уйгуры – искусные пахари, таранчи) – наиболее известный факт о потомках Аттилы. Не зря уйгурское огородничество – общепризнанный агрономный авторитет в Семиречье. Хотя и не единственный, конечно: кому ведь нравится арбуз, а кому – и свиной хрящик.
Тут, однако, дело обстоит так: арбузы лучше брать у корейцев, окорока – у немцев. Баранину, разумеется – у самых расторопных чабанов, у казахов. Причем не на базаре, а в буквальном смысле. Если понадобится на торжество целый баран, поезжайте на кочевки вдоль Или близ Баканаса: мяса сочней и нежней (из-за высокого содержания в здешних травах солей) не найдете.
А вот огородные шедевры знатоки ищут уйгурской выделки, для чего отправляются в сторону Чилика и далее. За виноградом – и для домашнего вина, и для избалованного сентябрьского стола – в Маловодное и Ширин, за сладким перцем и баклажанами, за лучшими на свете (по крайней мере, в Старом Свете) помидорами – в Байсеит, за абрикосами – в Чунджу, земля которой в сезон оранжевая и в самом селе, и на егерских кордонах, а местами – и просто в лесу, где культурный садовый абрикос каким-то образом занял нишу подлеска.
Это, однако, не тот лес, за которым вы приехали, уведомляет нас проводник. И вот, осмотрев на правобережье «кунаевскую» Ясеневую Дачу, искупавшись в Чарыне, цветом, температурой и плотностью воды напоминающем охлажденный банановый сок, и перебравшись через мост на другую, дикую сторону реки, мы к исходу дня подъезжаем к кордону Армана.
Темнеет. В настоящую, первобытную пущу мы отправимся завтра. А пока – дастархан в непременном абрикосовом саду, душистая закуска над головой, протяни только руку. И под вечерний, переходящий в ночной, вечный разговор о племенах и временах наш хозяин называет главное слово в уйгурском языке: гужак, что значит – лопата.
Эпизод третий. Прошлое тысячелетие
На следующий день мы двигаемся вдоль границы рощи, пока не заезжая в нее. Желтая глинистая дорога петляет в редколесье туранги и саксаула, за поворотом то и дело прошмыгнет заяц-толай, шумно вылетит из кустов фазан – вполне обыкновенный ландшафт в долинах семиреченских рек. Ярко и жарко – июль.
Но вот колея ныряет под полог рощи, на следующую речную террасу, всего-то двумя-тремя метрами ниже – и мы оказываемся совсем в другом мире.
Сумрак и прохлада, безветрие. Деревья-исполины до метра в диаметре и 30 в рост густыми кронами совершенно затмевают небо, так что подлеска никакого, ни травинки – такие леса называют мертвопокровными. И все это – в каком-то десятке шагов от стерильного пустынного зноя. Не верится – и невероятность контраста останется одним из самых четких моих воспоминаний.
В другом месте редкие лучи все же достигают земли – поросшей тогда ежевикой и спаржей. В особо влажные годы, говорят, здесь можно найти и благородные грибы – лисички. Кое-где гладкие могучие ясени подходят к самым обрывам Чарына. Но, как правило, ближе к реке роща сменяется тугайниками – непроходимыми зарослями джунгарской ивы, джиды и чингиля. Для животных эти специфические дебри по берегам местных рек – вполне содержательный лес, но с точки зрения эстетической рядом с образцово-показательными участками Ясеневой рощи они выглядят как дворовые шавки на фоне породистых псов чистых кровей.
Речь, заметим, вовсе не о том ясене, что украшает парки европейских городов, но ином – влаголюбивом и жарколюбивом, выходце из совсем другого, не нынешнего климата. У него и имя особое – ясень согдийский.
Средний возраст заповедных чарынских ясеней – около 200 лет. Выходит, что роща – один из главных старожилов казахского леса. До нее расти и расти, но никогда не дорасти – и столетним аксакалам-саксаульникам в Илийской долине, и вековым борам Борового. Лишь самые почтенные из ельников Тянь-Шаня являются ее ровесниками. А древнее в Казахстане только некоторые кедровники и лиственничники на Алтае – тем антикварным лесам порой по 250 лет.
Речь, впрочем, о среднем возрасте массивов. А отдельные экземпляры встречаются и постарше. Недалеко от кордона, например, обнесены изгородью три дерева возрастом никак не моложе полутысячи лет, окружностью в несколько обхватов. По преданию, именно отсюда, от этой «шведской семьи» пращуров и взяла начало роща, за несколько веков разросшись до нынешних размеров. О самом внушительном из колоссов табличка даже сообщает: «Дерево родословное».
Ученые, однако, народную версию не поддерживают, полагая, что Ясеневой роще как биогеоценозу никак не меньше 5 миллионов лет. Что она пережила несколько геологических эпох и эпохальных же оледенений – хотя и не должна была. В чем, мол, и уникальная ее ценность.
Образованное руководство парка вроде бы солидарно с учеными. Но и как будто не совсем уверено: табличку, во всяком случае, не снимает.
Вопрос, как видим, спорный – но и наипринципиальнейший. Дебаты о возрасте на самом деле – не что иное, как попытка разгадать тайну возникновения этого необыкновенного леса в пустыне. А по большому счету – и загадку позаковыристее: как вообще появился наш мир, совместимый с подобными парадоксами?
Эпизод второй. Ледниковый период
Уточним. Удивительно не то, что вблизи воды пустыня преображается в оазис – это как раз обычное дело. Необъяснимо, почему в пойме Чарына растет именно ископаемый ясеневый лес, только здесь – и больше ни на одной из других речек-соседок в Центральной Азии. Да и вообще, во всем мире, говорят, имеется лишь одна еще такая роща, и та – в Западном полушарии.
Необъяснимо – хотя объяснять, конечно, стараются. Самая распространенная гипотеза: ясень является реликтом древней флоры – пышных широколиственных лесов, до ледникового периода покрывавших умеренные широты планеты. Затем климат изменился: холод, сушь – и там, где зеленели леса, образовались современные степи и пустыни. Островки же того третичного леса сбереглись чудесным образом лишь в редких местах и радуют теперь туристов, да служат пищей для размышлений ученым.
Научная эта теория (и симпатичная!), однако, допускает не совсем научные фигуры. Например, если природа вообще изменилась, почему она сохранилась на некоторых участках… Исключение из правил? Но не есть ли исключение из правил всего лишь поблажка исследователя самому себе, когда его ставит в тупик что-то, что не согласуется с им же придуманным законом?
Почему именно Чарын? Почему только ясень? Ведь чарынская роща монолитна, тогда как пресловутый третичный лес был, по рассказам палеоботаников, смешанным, он состоял из сотен пород. Впору, как в известной песне, задавать все эти вопросы собственно главному герою нашего повествования…
А с другой стороны, достаточно вспомнить о расположенном выше по течению Чарынском каньоне, чтобы предположить: педантично вгрызаясь в грунт, река в какой-то момент вымыла семена древних деревьев из земных пород. Да, сами растения когда-то погибли и превратились в уголь, но часть семян, попав в некие специфические, уникальные условия, выжила. Принесенные же водой в благоприятную почву поймы, семена дали всходы.
Сомнительно? Может быть. Но таким образом хотя бы предпринимается попытка объяснить, почему Ясеневая роща выросла именно в пойме Чарына, ниже каньона.
Однако эта версия учеными даже не рассматривается. По геологическим прикидкам, каньон образовывался не один миллион лет. Ледниковый же период, послуживший причиной гибели шикарной присной флоры, закончился относительно недавно, десять тысяч лет назад (а по мнению некоторых, он длится и по сей день), когда Чарынский каньон существовал уже практически в нынешнем виде. То есть никаких погребенных семян ясеня здесь быть не могло – это невозможно чисто хронологически.
Вернее, только хронологически и невозможно. Достаточно всего лишь допустить, что каньон создавался не миллионы лет назад, а геологически совсем недавно, во время и сразу после глобального похолодания – и все смысловые паззлы в этой гипотезе сразу встают на свои места. И допустить это, кстати, нам ничто не мешает. Кроме… теории эволюции.
На самом деле нет никаких экспериментально подтвержденных данных, сколько лет каньону. Несколько миллионов, как настаивает упомянутая теория эволюции, или несколько тысяч, как это следует из альтернативной ей доктрины – теории катастроф. Согласно ей, как известно (а кому-то, может, и неизвестно: в школе-то ее не проходят), не только Чарынскому каньону, но и всему окружающему нас сейчас миру – 5-6 тысяч лет, не больше. Этот нынешний мир, уточняет теория, образовался в результате глобальной и тотальной катастрофы, о которой в Библии, в Книге Бытия сообщается, что «в шестисотый год жизни Ноевой, во второй месяц, в семнадцатый день месяца, в сей день разверзлись все источники великой бездны и окна небесные отворились».
Судя по описаниям, бешеный 40-суточный ливень и дождем-то в современном понимании назвать нельзя (вероятно, состав атмосферы тогда был иной; во всяком случае, прежде ни осадков, ни ветра ветхий человек не знал); кроме того, он сопровождался даже непредставляемыми сейчас колоссальными землетрясениями, извержениями вулканов, наводнениями, ураганами… Та катастрофа, называемая еще Потопом, вспучила Землю, превратила поверхность планеты в бурлящую кашу. А когда по истечении сроков взвесь осела – и сформировался тот слоеный пирог пород, который сегодня мы имеем возможность наблюдать, разглядывая картинки в учебниках по естественной истории или спускаясь в каньоны. Например, в Чарынский.
Эпизод первый. Допотопные времена
Последний вариант лучше. И не только из-за причудливой красоты ландшафтов, развивающей фантазию. В отличие от школярских схем реальные камни не подпирают какой-либо умозрительной конструкции. Ведь последовательность расположенных друг над другом земных слоев – объективный факт, не являющийся принадлежностью ни одной из теорий.
Это документ, оставленный для нас самим прошлым. И прочитать его здесь можно не только так, как нас когда-то учили.
А учили, надо признать, крепко. И долгое время я ничуть не сомневался в том, что Земле, где я живу – четыре с половиной миллиарда лет, что планета наша – просто одно из мириад небесных тел, крутящееся скромненько себе на окраине Вселенной, в каких-то несусветных световых годах от непостижимого центра. А жизнь здесь зародилась нечаянно: просто били с утра до вечера молнии в насыщенный химическими соединениями океан – вот и получилась амеба. А весь секрет опять же в том, что на процесс ушел миллиард лет: за такое время всякое могло случиться…
(Заметьте, кстати, что всюду в этой явно страдающей манией величия Вселенной фигурируют какие-то нечеловеческие, неисчислимые цифры; нули обкладывают сознание, как семиэтажным матом. Но об этом позже…)
И даже происхождение от обезьян ничуть меня не смущало.
В героическую же эпоху динозавров я, как и всякий мальчишка, и вовсе был влюблен. Из знаменитого романа Обручева «Плутония» я узнал о так называемой геохронологической шкале и выучил наизусть все эры и периоды в эволюции Земли: от гадея до голоцена. Как сейчас помню: в архее (3,6 миллиарда лет назад) – появление первых одноклеточных, в сидерии (2,3) – кислородная катастрофа, в кембрии (500 миллионов лет назад) – так называемый кембрийский взрыв, внезапное появление множества многоклеточных организмов. В силурии (400) образуются растения, а животные – скорпионы – выходят на сушу. В девоне (350) возникают земноводные, в карбоне (300) – деревья, а в перми (250) практически все живое – 95 процентов – вдруг вымирает.
В триасовом периоде (200) жизнь получает новый толчок, и появляются динозавры. В юрском (150) – птицы, в меловом – примитивные млекопитающие. Тогда же, 66 миллионов лет назад, динозавры в массовом порядке погибают. В эоцене (50-40) им на смену приходят современные звери, в олигоцене (30-20) объявляются человекообразные обезьяны, а около 2 миллионов лет назад, в плейстоцене – и собственной персоной человек.
Вот такая история, и я, признаться, до сих пор считаю эту самую шкалу (геохронологическую) одной из поэтичнейших выдумок среди мифов и легенд современной науки.
Почему я перестал принимать ее за истину (как и многое другое, чему доверял раньше) – скажу так: случился ряд событий, как и в жизни всякого взрослеющего человека, заставивших быть более ответственным, в том числе и за собственное мировоззрение. И дело тут даже не в длинном перечне противоречий в эволюционистской теории. Просто наступает вдруг момент спросить себя: во что ты веришь? В то, что и ты, и мир вокруг появились случайно, как побочный эффект хаоса? Или все-таки по воле Создателя, в результате разумного Творения?
Определившись в этом принципиальном вопросе, не тушуешься и по мелочам. Ведь на сотворенной Земле для эволюции просто не остается места, а точнее, времени: после Потопа прошло, как сказано выше, не более 5-6 тысяч лет, а с начала времен минуло всего 15 тысяч.
Какие конкретно научные данные, помимо Библии, о том свидетельствуют – можно узнать из богатейшей специальной литературы на этот счет. Я ведь не ученый, и потому отсылаю всех любопытных к ней; я и сам недавно прочитал и про гелий, и про гало. С неожиданной стороны открыл для себя и старых друзей динозавров. По всему выходило, что эти гигантские драконы (любопытное слово, не так ли?) жили на планете не за 60 миллионов лет до людей, а в одно с ними время, покуда не были уничтожены Потопом. Чтоб убедиться в этом, достаточно… повернуть в машине ключ зажигания.
Дело в том, что уже сам факт существования залежей полезных ископаемых – углеводородов и каменного угля – опровергает всякую эволюцию. Считается, что их возникновение связано с вымиранием, соответственно, древних животных и растений. Очевидно, однако, что вымирание это должно было быть массовым и моментальным, а также сопровождаться скорым погребением, иначе тогдашние зверское солнце и резвая живность не оставили бы от падали не только нефти, но и мокрого места.
К тому же скопища динозавров (и прочей биомассы) должны были быть погребены сразу на большой глубине – только так можно достигнуть огромного давления, которое требуется для образования нефти и газа. А с другой стороны, в течение сотен миллионов лет (из эволюционистской теории) углеводороды под таким давлением просто не сохранились бы…
Во всей этой чудовищной мегасмерти ископаемых чудовищ наблюдаются чудовищные же противоречия. Но если допустить, что всеобщая моментальная гибель настигла их в результате страшного природного катаклизма, многое объясняется. Воды Потопа, побушевав и уничтожив все живое (за известным исключением), в конце концов, успокоились. Взвесь осадочных пород стала оседать: сначала - частицы потяжелее, затем - полегче. Похоронив поочередно обитавших на дне океана беспозвоночных, далее - рыб, земноводных и остальных по списку. В этом ряду братские могилы динозавров и деревьев и превратились в нынешние топливные резервуары.
Со временем образовалась та многослойная земная кора, которую мы сейчас наблюдаем. Только понадобились на это не анонимные 4,6 миллиарда лет эволюции, а совершенно конкретная катастрофа, случившаяся в обозримое историческое время, с точной датой, указанной в авторитетном письменном источнике.
Там же, где тотчас образовавшиеся после Потопа реки побежали по еще рыхлым, не успевшим окаменеть породам, они прорезали каньоны. В одном из них воды вымыли чудом сохранившиеся семена – и тогда ниже по течению вырос волшебный древний лес, Ясеневая роща.
Эта история нравится мне больше, чем та, про амебу и происхождению из нее Дарвина.
…Наше путешествие во времени заканчивается. Вот мы и добрались до цели нашего путешествия, до дна Чарынского каньона. Небо откуда, кстати, выглядит посинее и посильнее, чем на поверхности. А мир, слава Богу – юным, как солнечное летнее утро.
Андрей Губенко
