Кульджа — это наш самый близкий Китай. Настолько близкий, что многие его и за Китай-то не считают. В Кульджу (ее китайское название Инин) из Алматы можно добраться посуху за какие-то несколько часов. А теперь, когда туда еще и самолеты летают, и того меньше. Подавляющая масса казахстанцев стремится в Кульджу за товаром. Ведь это хоть и ближний Китай, но... Китай!
Однако автора Глобального Юга шоп-туризм как-то никогда не захватывал. Не был стимулом, достойным отрыва бренного тела от любимого дивана. Кульджа влекла вовсе не товарными развалами и оптовыми торжищами, а своими тайнами и загадками.
Притяжение Кульджи явственно ощущалось еще в неразумном детстве, которое мирно проистекало вблизи старинного Кульджинского тракта, в просторечье называемого Кульджинкой. Путь начинался (да и кончался всегда почти) в Алма-Ате, однако своим дальним концом по определению должен был упираться в волшебные кварталы недоступного города за непроницаемым для тех времен железобетонным занавесом. Желание доехать-таки однажды до этой размытой туманом неопределенности Кульджи подпитывало заветную грезу.
Когда детская мечта наконец осуществилась, от детства, увы, остались только сладостные воспоминания. Взамен которым пришли, правда, не менее захватывающие воображение моменты знания и осознания. Вот ими-то и хотелось бы поделиться со всеми теми, кто решит отправиться в наш «ближний Китай» не ради грошовых шмоток и дешевых селфи, а для того, чтобы хоть немного понять соседа и почувствовать очарование города с таким знакомым и чарующим названием — Кульджа.
Зачем открывали Китай
Нынешний Китай обязан своими успехам своей открытости. Что достаточно ново для Серединного государства, внутри которого в течение многих веков оставалась в фаворе изоляционистская доктрина. Согласно которой, чем менее иностранцы будут знать о положении вещей внутри страны и соваться со своими уставами в чужой огород, тем дольше верховная власть сможет охранять себя от ненужных потрясений.
Великая стена худо-бедно выполняла свою функцию более двух тысячелетий. Не фортификационную. Нет, в трудные моменты истории Стена ни разу не уберегла Серединную империю от вражеских вторжений. Но зато она идеально оберегала окружающие страны от китайской экспансии, а главное — позволяла Китаю оставаться Китаем, не расползаясь в разные стороны, не отвлекаясь на советы посторонних.
Потому-то борьба «цивилизованного мира» за «открытие» Китая в XIX веке часто напоминала силовую акцию вроде той, что предприняли арабские халифы для откупорки Великой пирамиды. С помощью тарана.
Но если арабы, расковыряв каменную кладку, вместо предполагавшихся сокровищ обнаружили лишь нахальную пустоту, оставленную предшественниками (тем и успокоились), с Западом вышло куда смешнее. Он в своей праведной борьбе за китайский рынок выпустил из дырки такого джина-дракона, что сто раз пожалел о содеянном. Сам оказавшись в одночасье перед лицом всепоглощающей и неудержимой «желтой угрозы».
Так часто бывает, когда пытаются подменить разум силой, пусть даже для того, чтобы понасадить кому-нибудь чего-нибудь доброго и вечного. (Демократии какой-нибудь либеральной.) Сегодня у Запада, похоже, не осталось ни силы, ни разума (одно желание насадить). А Китай... Китай вечен!
Кто последний? Марко Поло...
Но мы немного уклонились от темы. Вернемся в XIX столетие в родную долину реки Или.
Россия, заимевшая самую длинную границу с империей Цинов, границу, постоянно удлиняющуюся за счет присоединения новых земель на востоке, конечно, не оставалась в стороне от общемирового тренда. Попавшая в «чайную зависимость», она в первую очередь желала расширения торгового оборота с основной чайной державой того времени не только ради увеличения импорта из Поднебесной, но и ради расширения своего экспорта туда.
Результатом дипломатических усилий стало открытие ряда консульств империи Российской в империи Поднебесной. И в их числе на самом крайнем западе Китая — в Кульдже, на непостоянных границах еще толком даже не обретенного Петербургом Илийского края.
Нетрудно представить себе то чувство, с которым переступали открывшиеся границы Китая первые путешественники. Ведь, если не считать невнятных поездок отцов-иезуитов, со времен самого Марко Поло никто из европейцев тут не бывал, и в Европе толком не представляли, что творится в этой обширной и закрытой области Азии.
Одним из первых в приоткрывшуюся дипломатическую щель протиснулся молодой выпускник омского кадетского корпуса, русский патриот и казахский аристократ, прямой потомок потрясателя вселенной Чингисхана. Чокан Валиханов.
«Случай привел меня в Китай»
Чокан Валиханов. Дневник поездки в Кульджу, 1856 год. «Это был китайский пикет, заключенный в естественный покров зеленых листьев. Часовой, стоявший на ближайшей горе, при нашем приближении заревел громко: «Боран!» (человек). Несколько бритых голов с хохлами на макушке выглянули из-за глиняной стены и тотчас же спрятались. Любопытство выражают только варвары, просвещенному китайцу не должно ни в чем уподобляться левополым».
Во времена Валиханова путь от границы до Кульджи занял у членов официальной делегации (куда и входил молодой поручик) пять дней. Но нужно делать скидку не только на то, что скорость путешествия в те годы определялась скоростью хода лошади (верблюда, осла), но и учитывать, что сама граница проходила тогда гораздо западнее. Сразу за Борохудзиром начиналась территория Поднебесной.
Ныне весь путь от Алматы до Кульджи занимает примерно 8-10 часов. Вместе с переходом границы в Хоргосе. Это если ехать рейсовым автобусом. Как в первый раз, в начале 2000-х, решил проехаться автор этих строк. По заповедной Кульджинке — Кульджинскому тракту, следуя заветным маршрутом детской мечты. Делаю запись в дневнике: «Вот и Китай. Только что прошли границу. Унизительный и унижающий процесс. В любом приезжающем (и уезжающем) на границе видят только скрытого недруга. Если смотреть на пограничников и таможенников, то их хмурые и неприветлвые лица говорят только об одном — честные люди сидят дома и границу не пересекают. В отличие от нашей полубезлюдной таможни на китайской стороне все рябит от зелени мундиров.
Насколько легче было во времена Ч.В.! Перешли речку — и там».
Как уже понял сообразительный читатель, главным моим проводником в Кульджу стал к тому времени Чокан Валиханов, трудами которого я не без основания зачитывался тогда.
Ближняя дальняя заграница
Чокан Валиханов. Дневник поездки в Кульджу, 1856 год. «Вечером, в 7 часов, накануне Преображения, т.е. 5 августа, мы въехали в Кульджу. От первого караула Борохуджира до Кульджи тянется степь — самая бесплодная, пустая, песчаная. Нам, русским, не пришло бы в голову иметь в этой пустыне селения, мы не знали бы, как можно устроиться тут, не подвергая лишениям переселенцев. Но китайское терпение победило все. На всем этом пространстве заселено много жителей; стоят 8 городов и несколько деревень…».
Китай, как обычно, обрушился на голову тотчас, стоило только пересечь границу. Контраст разителен. Ехал-ехал себе по родным степям, раз в полчаса отвлекаясь на безлюдные села с сонными прохожими и неспешной работой на кукурузных токах. Но стоило попасть на «ту сторону», как все в одночасье поменяло ориентацию: забурлило, зашевелилось, закрутилось, задействовало, переполнилось персонажами и декорациями.
Населенность одной из самых многолюдных стран мира явно чувствуется даже в самой незаселенной ее части. По природным условиям та же самая Илийская долина, хорошо знакомая нашим рыбакам, охотникам, экстремалам и любителям пообщаться с мать-природой сам на сам, тут предстает в совершенно иной реальности. Все засеяно, засажено и застроено настолько, что нет живого места. Записываю в дневнике: «Китай такой живой и подвижный, что от него, как из печи, пышет энергией. Здесь никто не ждет новой жизни, здесь все сами ее делают своими руками. Приходят на пустое место, копают глину, выкладывают из нее печи — кирпичные мини-заводики, загружают печи сформованным из той же глины кирпичом, обжигают. А рядом, так же на пустом месте, возникает пилорама, которая пилит доски из растущих вдоль дороги тополей. Материал готов, руки всегда на месте, новые поселения возникают столь стремительно, что все время ловишь себя на мысли о какой-то неудержимо разрастающейся опухоли. Остается лишь надеяться, что она доброкачественна…».
Масштабы придорожной торговли тоже китайские. Ряды торговцев меряются верстами. Луковая верста. Картофельная. Капустная. И т.д. Торговцы при этом стоят тесными рядами. Способность тесниться в Китае удивительная. Даже тополя вдоль дороги посажены в пять рядов и в пять раз плотнее, чем у нас…
Ускользающий город
Когда я впервые попал в Кульджу, то застал такой город, которого больше не существует в принципе. Я позже приезжал туда еще несколько раз и каждый раз наблюдал перед собой нечто уже совершенно иное, так что приходилось постоянно прилагать усилия для того, чтобы обнаружить что-то знакомое по прошлому разу. Китай в своем стремлении в будущее беспощаден к своему прошлому! С нашего первого знакомства с Кульджой не прошло и четверти века, но то, что я воспринимал когда-то географией, теперь со спокойной совестью можно отнести к анналам истории.
Заветный город, куда я попал начале 2000-х, все еще нес в себе черты того, о чем писали классики. Которых я по обыкновению перечитывал и конспектировал при подготовке к поездке.
Но как-то так получилось, что все достоверные источники о Кульдже на русском языке (а на других ничего и не было) резко обрывались 1960-ми годами прошлого века — короткой, но славной эпохой великой дружбы СССР и КНР. Потому-то образ города как-то упорно скользил вокруг одноэтажных мазанок, клубящихся пылью улиц и красных революционных доцзибао. И хотя я знал, что Кульджа как часть пореформенного Китая за минувшие десятилетия изменилось до неузнаваемости, пыльно-одноэтажный образ навязчиво преследовал меня до самого въезда в город.
Действительность, как часто происходит в КНР, превзошла ожидаемое. Меня встретили освещенные ярким светом и неоном широкие улицы, забитые по центру автомобилями и обрамленные по краям толпами людей, бредущих по своим надобностям или без таковых вдоль бесконечных магазинных витрин.
Очутившись в середине этой толпы, состоящей из китайцев и уйгуров, я моментально привлек к себе ее внимание своей европейской внешностью. Стал чем-то вроде негра на улице какого-нибудь Урюпинска.
Не знаю, как урюпинского негра, но меня всегда забавляла такая заглавная роль в кондово-азиатских странах. Когда, завидев тебя, дети останавливаются с раскрытыми ртами и полуоткусанным мороженым, девушки застывают, оборвав на полуслове повествование о важном, а велосипедисты выворачивают головы до тех пор, пока не становятся причиной очередного завала на дороге.
Как там у Валиханова… «Явление наше произвело немало движения: все заговорили. «Улус! Улус! — слышалось всюду…».
(Продолжение следует.)
Андрей Михайлов — землеописатель, автор дилогии «К западу от Востока. К востоку от Запада» и географического романа «Казахстан».
Фото автора. На снимках Кульджа 2002 года.