В зените текущего месяца, с 16 по 17 октября, в Алматы в Caspian University прошел VI Евразийский творческий форум «Евразия 2025: безопасность, устойчивость и инновации», который вновь объединил ученых, деятелей культуры, искусства и представителей бизнеса. В числе прочих выступлений одной из наиболее увлекательных секций прозвучала тема «Язык и мы: отражение реальности в повседневной речи».
Проблема суффикса
Спикером темы выступил Леонид Смехов, эксперт в области ораторского искусства с международной практикой, к.и.н., почетный профессор института бизнеса РАНХиГС, профессор Caspian Business School. В свойственной ему манере Леонид начал выступление с правдивой истории, очевидцем которой он стал. Суть рассказа заключается в ситуации, где две девушки спорят о том, к какому роду относится слово «кофе». Мол, сегодня средний род — это норма. В ту дискуссию Смехов не включался, однако сейчас она стала отличным примером, показывающим, что со временем род может претерпевать трансформации.
«Род может меняться и меняется постоянно. Вот слово «метро» как бы среднего рода, однако раньше было мужского. Почему? Потому что изначальная форма — метрополитен. А метро воспринималось как сокращение от метрополитена: раз метрополитен — «он», то и метро — «он». Но сейчас никто так не говорит. Со временем усеченная форма перешла в средний род, потому что большинство существительных, оканчивающихся на «о», имеют средний род.
Почему кофе – «он»? Потому что раньше было слово «кофей»! Сейчас, когда «й» ушел, кофе воспринимается как слово среднего рода.
И здесь прослеживается интересная тенденция. То, что происходят такие трансформации, раздражает тех, кто привык к первоначальной норме, но при этом благосклонно воспринимается уже следующим поколением», — говорит эксперт.
Профессор в своем выступлении делает акцент на то, что язык живой, он меняется, и новые явления требуют новых названий. Если метро поменяло род, то и кофе тоже может.
Несколько лет назад стали активно появляться новые типы феминитивов: авторка, блогерка, редакторка и так далее. Многие из них периодически встречаются в речи, и большая доля молодежи считает их нормой.
«Феминитивы — это не новое явление. В русском языке много феминитивов, и они очень давно существуют. Например, учительница… Разве плохо звучит?
В русском языке категория рода не связана с гендером. То есть через мужской род, который считается нейтральным, обозначались как, условно, мужские, так и женские профессии: врач, адвокат и т.д. Анна Ахматова просила не называть ее поэтессой и говорила: «Я — поэт!». Это было принципиально, потому что феминитивы звучали как некое пренебрежение: секретарь — секретарша.
Почему стали появляться феминитивы нового типа? Потому что социальное окружение меняется, и новые явления требуют новых обозначений. В обществе появляется потребность что-то подсветить, что-то выделить, что-то наделить новыми смыслами. Поэтому появляются какие-то новые слова», — поясняет Смехов.
Эксперт отмечает, что у феминитивов есть ряд своих недостатков. В русском языке достаточное количество суффиксов, чтобы обозначить женский род. И это не только суффикс «к». Например, почему бы вместо тяжелого слова «авторка» не говорить, допустим, авторица или авториня — звучит так же гордо и грациозно, как герцогиня. Или, допустим, суффикс «ка» — он также вызывает не самое позитивное восприятие, например, училка. Также пренебрежительный суффикс «ш»: докторша, секретарша.
Вся проблема в том, что просто взяли и начали создавать искусственные слова с одним-единственным суффиксом, хотя их много.
Правила игры
Смехов утверждает, что язык — сущность органичная, поэтому бороться с этим или бороться за это абсолютно бесполезно. Пройдет время, и кто-то будет использовать новые слова, а кто-то нет. Хотя поколение одно и то же. Переживать из-за того, что наш язык портится, не нужно.
«Он не пакет молока, который забыли в холодильнике, он не испортится. Он сам с собой разберется, и все будет хорошо», — говорит профессор.
Эксперт напомнил, что когда мы говорим о том, что меняется наш мир и язык требует каких-то новых явлений, важно не забывать, что мы многое заимствуем из других языков. Когда приходят какие-то новые слова, чаще всего мы их адаптируем чисто фонетически, но бывают и более глубокие трансформации. Например, постить, гуглить и т.д. Мы добавили к слову «гугл» суффикс, который дает нам понимание, что это некий процесс. Но есть примеры, когда мы просто берем из другого языка имена или слова и произносим их так, как нам удобно.
«Ведь мы же не произносим слова так, как они звучат в других языках. Никто из нас не называет штат Кентукки — Кентакки. Здесь есть интересное явление, что мы заимствуем одно и то же слово в разное время по-разному! Это вызвано тем, что меняются правила адаптации.
Многие читали Шерлока Холмса. В книге есть персонаж — владелица дома, где живет Шерлок, — миссис Хатсон. В противовес берем Гудзонов залив. В обоих случаях написание на английском языке одинаковое — Mrs. Hudson и Hudson Bay, но на русском языке звучат совершенно по-разному. В случае с персонажем — Хатсон, а залив — Гудзонов… Почему?
Все дело в том, что Гудзонов залив попал в русский язык раньше фамилии миссис Хатсон. И по тем правилам, которые были на момент появления в русском языке названия залива, локализация произошла практически в буквальном виде — как прочли по буквам, так и озвучили. А когда появилась миссис Хатсон, уже действовали другие правила локализации английских слов.
«Шерлок Холмс» — это вообще классная история, потому что в разных редакциях Ватсон становился Уотсоном и наоборот. Это хороший пример того, что даже иностранные слова с течением времени проникают в наш язык по-разному, потому что меняются правила адаптации этих слов», — подчеркнул эксперт.
Лексика молодежи
Молодежный сленг очень часто воспринимается старшим поколением как что-то загрязняющее речь. Многие пожилые люди в ужасе от того, как говорят ребята, студенты, школьники. Через это проходят все поколения: одни что-то приносят, а другие этому ужасаются.
«Это конфликт, но это прекрасно, ведь конфликт, как мы все знаем, рождает драматургию. Значит, будет интересно жить. Но чем важен молодежный сленг?! Он, по сути, является неким маркером времени. Сленг показывает, что сейчас происходит, что актуально и как это называется.
Самое интересное, что эти слова, которые использует определенное поколение, с этим поколением и остаются, но не все. Некоторым удается пробиться сквозь десятилетия. Например, слово «чувак» актуально и сегодня, но не многие из зуммеров или поколения Альфа знают, что оно вошло в обиход еще в 50-60-е годы — в эпоху стиляг. При этом то же стиляжье словосочетание «хилять по броду», которое означает «гулять по центральной улице», в 60-х и осталось», — поясняет спикер.
Молодежный сленг действительно может кого-то раздражать, но это не означает загрязнение речи. Спикер объясняет это тем, что сленг сам по себе — очень важное явление языка, которое отражает действительность, своего рода коды, которыми текущее поколение общается.
Меняется даже интонация. Если мы с вами посмотрим интервью, которое брали у советских граждан на улице, скажем, в конце 50-х, то услышим совершенно другие интонации. Это будет спокойный, взвешенный, однотонный разговор. Сейчас же мы говорим по-другому — более эмоционально и ярко. А если мы послушаем интонации дореволюционные, то там будет уже третий вариант интонирования.
«В процессе рассуждения на тему правильности языка нередко дискуссия приводит к словарям, которые многие считают последней инстанцией. И вот здесь не все так однозначно, как многие привыкли думать. Я периодически сталкиваюсь с тем, что мне говорят: «Нет такого слова». Например, когда говорят, что нет слова «нету». Не соглашусь! Мало того, что такое слово есть, оно еще древнее, чем слово «нет». Потому что нет произошло как сокращение от слова «нету», а нету — это, в свою очередь, сокращение слова «нетути». То есть было нетути, потом стало нету, потом нет. Язык стал более упрощенным.
Словари фиксируют норму, они фиксируют то, как говорят сейчас многие. Они не диктуют нам, как надо, а говорят о том, как сейчас говорит большинство. И да, если большинство говорит как-то так, как мы не привыкли, а словари зафиксировали такую форму, то это не потому, что авторы словаря безграмотные, а потому, что большинство стало так разговаривать.
Меняется ударение, контекст и лексика. Например, сейчас практически во всех торговых сетях говорят так: «По карте оплата будет?». С точки зрения литературной нормы такое обращение некорректно, поскольку в данном случае вопрос «чем?» — оплачивать картой, а не по карте. Или другой пример: «Займи мне денег». Это неверное обращение. Когда человек занимает, то должно прозвучать слово «одолжи», поскольку занимает тот, кто просит, а тот, кто дает, — одалживает. То есть займи можно было бы использовать в ситуации, когда я кого-то прошу, чтобы он занял у другого товарища для меня.
Слово «личность». В пушкинскую эпоху слово «личность» имело негативное значение, потому что оно употреблялось исключительно со словом «темная». Или, например, слово «нелицеприятный». В большинстве случаев оно трактуется как что-то неприятное. Но! До сих пор в словаре зафиксировано единственное значение этого слова: беспристрастный, справедливый», — пояснил спикер.
Резюмируя, Смехов подвел к мысли, что каждый сам для себя должен решить, говорить ему так, как он привык, или подстраиваться под какие-то тренды. Нет такого закона, что мы должны меняться вместе с языком или что мы должны оставаться статичными. Можно с этим пытаться бороться, а можно жить, наслаждаться и смотреть, как прекрасно меняется мир вокруг нас и как язык это отражает.
Фото Талгата Галимова